“Волки и овцы” в театре Моссовета стали бенефисом Валентины Талызиной

Валентина Талызина свой день рождения отметила на сцене. Премьерой. В спектакле “Волки и овцы” она блистательно сыграла роль помещицы Мурзавецкой. Режиссер Игорь Яцко поставил этот бестселлер Островского, кажется, специально для Талызиной. Во всяком случае, героиня так точно обжита актрисой, что веришь, будто Островский писал свою Меропию Давыдовну нарочно для Валентины Илларионовны. Комические краски, которыми богат арсенал актрисы, сверкают настолько точными психологическими переливами, что каждую реплику (а они у Мурзавецкой полны бесстыдных парадоксов) воспринимаешь словно откровение: ну да, а как иначе-то?

"Волки и овцы" в театре Моссовета стали бенефисом Валентины Талызиной

Постановщики лишь чуть-чуть, деликатно, "подправили" Островского, но вписанные режиссером сцены отнюдь не убивают аромат классики, наоборот! Когда Мурзавецкая вместе с племянником (Андрей Анкудинов) начинают петь романс про отцветшие хризантемы, безмолвный фотограф на авансцене включает свой древний аппарат, и мы видим на заднике фотографии юной, молодой и зрелой Талызиной в разных ролях.

Ну да, пьесе 150 лет. Главной исполнительнице почти вполовину меньше. Но ведь и Мурзавецкая когда-то была юной "овцой", стать опытной "волчицей" ее заставили обстоятельства жизни. И кто знает, что крутится в голове у актера, когда он оживляет придуманный образ?

Длинное начало пьесы – все эти разговоры дворецкого Павлина (Виктор Гордеев) с работниками, которым задолжала Мурзавецкая, – режиссером решительно и весьма остроумно сокращено. Вместо собравшегося люда Павлин обращается к залу, понуждая всех разойтись по домам ("которые почище – останьтесь, остальные – к крыльцу!"). К слову, Павлин вполне оправдывает свое имя: разодет в камзол с какими-то экзотическими перьями, то и дело переходит на французский, всячески щеголяя своим статусом.

Завершилась премьера поздравлением имениннице. Мужская часть труппы спела оду во славу Валентины Талызиной

Вообще работа художников спектакля Марии Рыбасовой и Виктории Севрюковой достойна самых высоких похвал: в костюмах персонажей вполне угадывается стиль 70-х годов позапрошлого века, но есть еще и масса намеков на иные времена и нравы. Наряды персонажей хочется рассматривать как отдельное произведение искусства.

Главная мысль Островского – о том, как овцы и волки меняются обличьями и с легкостью пожирают друг друга, – достаточно жестока. Однако Игорь Яцко вместо "печальной комедии" явил нам просто комедию: с массой трогательных романсов, которые тут то и дело принимаются петь все, кому не лень, с зажигательными танцами, а главное – с острыми, репризными диалогами. Диалоги эти после спектакля так и хочется найти у Островского и перечитать заново: неужели и впрямь у классика было так все смешно? В сущности, режиссер явил нам искрометную шахматную партию, где все играют против всех и, манипулируя окружающими, в финале сводят счет к результату, устраивающему каждого.

Роскошный эпизод беседы Мурзавецкой с Лыняевым (Александр Бобровский): "И барышни – тоже волки? – Самые опасные! Смотрит лисичкой, все движения так мягки, глазки томные, а чуть зазевался немножко – так в горло и влепится" – становится ключом ко всему спектаклю. Похоже, женские роли здесь вообще выразительнее мужских. И актрисы на сцене с удовольствием демонстрируют нам механику "маленьких женских хитростей". Главная "овца", по замыслу драматурга, богатая молодая вдова Купавина. Но в исполнении Марины Кондратьевой – это такая Рената Литвинова XIX века: жеманная, с ломаными жестами, интонации с придыханием… И кто знает, во что обратится она, когда почует свою силу?

Прелестна сцена в финале: когда все "волки" уже, кажется, обрели свою добычу, Купавина начинает радостно крутиться перед старинным фотоаппаратом, принимая соблазнительные позы. Селфится, по-нашему говоря. Совсем как современные дивы, отхватившие лакомый кусок. Примечательно, что завершилась премьера "капустным" поздравлением имениннице. Мужская часть труппы спела оду во славу Валентины Талызиной на мотив "Гоп-стоп, мы подошли из-за угла" – "Валя, ты много на себя взяла, теперь отчаиваться поздно, все мы здесь не звезды, ты одна на этой сцене…"

И эта шутливая ода прозвучала как необходимый и вполне естественный, очень стильный финал стильного спектакля.