У Лили Брик однажды встретились Щедрин с Плисецкой

Про Лилю Брик все знают: это муза поэта Маяковского. Ее записывают в ведьмы или феи. Заглядывают ей под юбку – в духе времени. И будто бы она сама – вождением автомобиля, стилем унисекс и революционными идеями свободной любви – давала поводы. И кажется, что никому уже не интересно, почему в ее глазах поэт Пабло Неруда видел “пурпур русского авангарда”. Отчего она, совсем не эталонная красавица, казалась неземной Иву Сен-Лорану и хореографу Ролану Пети. Редко кто вспомнит даже, что благодаря ей появился первый музей Маяковского. Что она когда-то помогала, кого одевала, кого подкармливала, кого одаривала, а кого и просто вдохновляла – футуристов и "ЛЕФовцев" Хлебникова, Крученых, Пастернака… Что ей и позже многие поэты были благодарны – Слуцкий, Вознесенский, Павел Коган и Глазков. Попросту спасла и вытащила из тюрьмы Сергея Параджанова. Она умела безошибочно диагностировать таланты и видеть – настоящее. И отделять пустышки от прекрасного – не забывая ни о модных чулках, ни о фасонах платья, ни об автомобилях последней марки.

Про кого-то говорят: со странностями. Но это не про Лилю Брик: она не странная. Она – загадка. Ей 11 ноября исполняется 130 лет. И не случайно – этот разговор с Родионом Щедриным, крупнейшим из современных российских композиторов. Он помнит…

Когда-то ваша жена Майя Плисецкая в своей книге вспомнила, как вы впервые встретились с ней в доме Лили Брик осенью пятьдесят пятого. Там были еще французские гости – актер Жерар Филип с женой и кинокритик Жорж Садуль. И вы, еще совсем молодой композитор, играли свою музыку на бриковском "Бехштейне"…

Родион Щедрин: Да, с Лилей Юрьевной я познакомился раньше, в 1952 году, когда мне еще не было двадцати. Привел меня к ней поэт такой Володя Котов, помните, он написал "Не кочегары мы, не плотники". Потом, правда, спился и погиб, такая судьба у него, российская…

За два года до этого, в 1950-м, я поступил в консерваторию. До этого шесть лет жил в интернате. Выдержал вступительные экзамены, родители купили мне путевку на 10 дней в дом отдыха на берегу Оки. Отец был с Оки, дед с Оки, так что как бы в родные места. Деревенский дом в Алексине родители продали…

А в доме отдыха комната была человек на шесть, И как-то так в разговорах вдруг стали проскальзывать цитаты Маяковского – "вошла ты, резкая, как "нате!", муча перчатки замш"… А я очень любил раннего Маяковского, просто бредил. И тут слово за слово с соседом по комнате: "А вы любите?" – "Да". – "Раннего?" – "Раннего". – "Первый том?" – "Первый". Тот, где главным образом любовная лирика. И сосед говорит: вас надо познакомить с Володей Котовым. Оказалось, Котов жил неподалеку. Родители тогда поменяли квартиру, теперь у нас была маленькая однокомнатная на Красносельской. А Котов жил на Комсомольской, рядом. Такие вот, знаете, совпадения из жизни мальчишек советской поры. Познакомились – и уже Володя Котов предложил однажды: пойдем к Лиле Брик, она и деньги дает на такси, и кормит. Я удивился: а что, разве она еще жива? – Жива, и у нее рояль есть. Слабаешь им свой "Левый марш" или "По морям, играя, носится с миноносцем миноносица" – я ведь уже писал на стихи Маяковского.

И мы пошли, это был 1952 год, товарищ Сталин был еще живой.

Дом у Брик был хлебосольный – в любое время дня, любое время года первым делом гостя усаживали за стол

К Лиле Брик так легко мог попасть кто угодно?

Родион Щедрин: Нет, если бы Лиле Юрьевне и ее мужу, Василию Абгаровичу Катаняну, не понравилось, как я "слабал" свой "Левый марш", – ничего бы не произошло. А поскольку хозяевам очень понравилось, я сыграл по их просьбе еще раз и еще, и был как бы принят в ее салон. А у Брик в любое время дня, любое время года первым делом усаживали за стол. Священное правило.

И у них был хороший рояль "Бехштейн", она получала треть всех авторских за Маяковского. Потом Хрущев отменит ей все это и ей, и наследникам Горького, Алексея Толстого. И она станет все продавать, в том числе и рояль. Но все равно останется хлебосольной.

В те годы, по-моему, я один был там музыкант. Потом появился Мика Таривердиев, Эдик Лазарев, но это позже. А тогда она меня часто просила – поиграйте что-нибудь на рояле.

Тогда ведь часто "дом Лили Брик" называли полузабытым словом "салон". Почему?

Родион Щедрин: Через Лилю Юрьевну я познакомился со многими. Здесь всегда было интересно. К ней приходили такие люди, как художник Тышлер, Шкловский, приезжал Луи Арагон, конечно, с ее сестрой, Эльзой Триоле. Помню Пабло Неруду, дружившего с Константином Симоновым, – Лилю Юрьевну это удивляло. Она сама потом сблизилась с Симоновым через его жену Ларису. А тогда Неруда сказал ей: это человек, с которым приятно съесть хороший кусок мяса… Настоящий такой.

Представляете, мне было почти 20, мы росли на скудной эстетической диете, – а тут на стенах автопортреты Маяковского, картины Пиросманишвили, конструктивистов. Это был не такой салон, как, знаете, сейчас богатые люди могут пригласить послушать какого-то скрипача… Нет-нет, тут было общение личностное.

Круг избранных был узок? Кто это, "золотая молодежь" тех лет, к которой иногда относят шестидесятников?

Родион Щедрин: Да я же говорю, когда я попал к Лиле Брик, Сталин еще был жив – какая "золотая молодежь"? И потом, по своему опыту скажу: шестидесятники были голодранцы. Я не считал обидным, что Лиля Юрьевна давала мне деньги на такси. Мне не хотелось жить за счет отца, который мало зарабатывал, студентом я подрабатывал и в похоронном оркестре, и хором каким-то руководил и где-то ресторанчике. Это, кстати, дало и хорошую школу, чисто музыкантскую – поиграть немножко на контрабасе, на ударных, на кларнете или на трубе, не умеючи…

И все-таки загадка остается: чем Лиля Брик так всех притягивала? Разгадка – в имени Маяковского?

Родион Щедрин: Прежде всего это был очень хлебосольный дом…

Конечно, я знал первый том Маяковского. И Андрюша Вознесенский на знаменитой встрече Хрущева с творческой интеллигенцией в марте 1963 года, где я тоже был, начал свое выступление с Маяковского… А почему Лиля Юрьевна пригрела Володю Котова? Потому что он работал в "Комсомолке" и напечатал там целый "подвал" – "Нецитируемый Маяковский", – где вытащил как раз первый том. Потом был пленум Союза писателей, его громил Сурков, его выгнали из "Комсомолки" – и Лиля сразу его пригрела, накормила, дала денег на такси, напоила водочкой, которую он очень любил.

Вы ведь дружили с Брик много лет?

Родион Щедрин: Мы даже жили пять лет с ней в одном доме. До этого мы встречались на Спасопесковском переулке – там ее квартира была на четвертом или пятом этаже, но без лифта. Ей уже трудно было подниматься, и она, не знаю как, но получила трехкомнатную квартиру в новом доме напротив гостиницы "Украина". Мы с Майей, поженившись, получили двухкомнатную квартиру в том же доме на Кутузовском проспекте, 12. У нас в другом подъезде была крошечная двухкомнатная, без передней, так что можно было с лестницы прыгнуть – и сразу в постель…

Муж Лили Брик, Василий Катанян, написал либретто для вашей первой оперы "Не только любовь". Вы написали музыку к его пьесе "Они знали Маяковского", к одноименному фильму. В этом доме волновались о судьбе вашей "Поэтории" по стихам Андрея Вознесенского, живо обсуждали, как ваша "Кармен-сюита" возмутила министра культуры Фурцеву, которая кричала Плисецкой-Кармен, чтобы она "ляжки убрала"?

Родион Щедрин: Да, тогда не видели ни одну репетицию, приехали уже на премьеру "Кармен-сюиты" – и второй спектакль уже запретили. И моя первая опера "Не только любовь" в Большом провалилась с треском. Как сказал тогда Симонов – "потому что боялись секса". Сначала обрадовались, что опера про колхозников. А там сюжет – немолодая председательница колхоза в телогрейке полюбила семнадцатилетнего парня. В ней вдруг проснулось что-то. Этот фрейдовский мотив в 61-м году казался для Большого театра абсолютно недопустимым…

Брик умела безошибочно диагностировать таланты и отделять пустышки от прекрасного

Но через много лет ваши дороги с Лилей Брик и ее домом разошлись – а почему?

Родион Щедрин: Мы с Лилей Юрьевной поссорились… Началось с того, что Василий Абгарович затеял восстановить "Барышню и хулигана", подлинную киноленту, где Лиля с Маяковским. И попросил меня написать музыку – это один час 15 минут. А я как раз тогда был очень занят, симфонию писал, какие-то еще неотложные дела. Говорю Лиле Юрьевне: в этом материале все на музыке, это огромная работа, я сейчас не могу. Константин Михайлович Симонов тогда сказал: вы напишите письмо Сергею Лапину, председателю Госкомитета по телевидению и радиовещанию. Письмо подписали мы с режиссером Юткевичем, Катанян как автор сценария. И я пробился к Лапину – что было не так просто, министр, – целый час его уламывал. Он дал команду студии "Экран". И когда подошло время, звонит Лиля Юрьевна. Я объясняю: не могу сейчас. И она мне: предатель! – и швырнула трубку. Меня это дико обидело. Я всегда помогал безотказно, у меня машина была – возил ее, и Майя говорила – как шофер… Через неделю позвонил – они не стали разговаривать… И все, и мы больше не общались.

Жизнь развела?

Родион Щедрин: Когда-то я сказал, что люди, которые в моей жизни оказали на меня огромнейшее влияние, – мой отец, мой друг Андрей Вознесенский и Лиля Брик. И это правда. Чем дальше уходит время, тем я все чаще думаю: в моей судьбе ее салон сыграл большую роль – во-первых, потому что там я встретился с Майей…