Вышел роман о сыне Марины Цветаевой Георгии Эфроне
В часы небывало знойных закатов в 1939 году въехала в Москву Марина Цветаева с сыном Георгием. Жена Михаила Булгакова вспоминает то лето, как время “удушающей жары”, перемежающейся ливнями – один из таких видел булгаковский поэт Иван Бездомный из окна психбольницы. То же лето воспроизводит во всех красках и звуках Юрий Нагибин в “Московской книге”.
"Зимы тех лет были много холоднее, а лето – жарче", – напоминает Сергей Беляков, собравший этот погодный контрапункт в одной из глав книги "Парижские мальчики в сталинской Москве", вышедшей в "Редакции Елены Шубиной". Здесь воссоздается атмосфера конца 30-х, когда в столице появились вчерашние юные парижане, дети разоблаченных во Франции агентов НКВД Георгий Эфрон и его друг Митя Сеземан.
Такие эпизоды составляют сюжет всей книги, погружающей нас вслед за ее героями в гущу столичного бытия тех лет. Подробнейший дневник юного Георгия Эфрона (по-семейному – Мура), вышедший отдельной книгой в 2004-м, сегодня оказался стержнем, вокруг которого писатель и историк Сергей Беляков строит повествование. Комментируя увиденное и отрефлексированное Эфроном – документами, живыми свидетельствами, цитатами из архивов, отрывками из стихов и прозы. Так собирается документальный, а то и просветительский роман, увлекательный и наводящий на раздумья.
Мур с матерью-поэткой скандалят с соседями по коммуналке на Покровском бульваре. Между тем ввод жилья в Москве в те годы идет ураганными темпами – но дома сдаются порой даже без лестниц и лифтов, и новоселам приходится подниматься в квартиры по настилам, висящим над провалами. Юный Эфрон, как многие европейцы тех лет, не может и дня прожить без газет, прочитывая их от передовиц до расшифровок шахматных партий, и наивно удивляется, почему москвичи совсем не интересуются политикой. В конце 1930-х…
Автор, вглядываясь в окружающее глазами Георгия Эфрона, дополняя страницы дневника выписанными в подробностях картинами из жизни сталинской столицы, яркой и праздничной витрины Советского Союза, отказывается признавать тот мир одноцветным. В книге рушится Сухарева башня, но возводится уникальный "самый металлический в Европе" Крымский мост, по которому от новопостроенной станции "ЦПКиО им. Горького" ("пол на станции еще не гранитный, а асфальтовый") в этот самый ЦПКиО наверняка ходили Мур с Митей, запасаясь на входе выдаваемыми напрокат темными очками, зонтиком и резиновой подушкой для комфортного отдыха.
Беляков заводит героя в трамвай "Аннушку", и Мур едет тенистыми бульварами в свою 167-ю школу, где одноклассники и не думают попрекать его отцом и сестрой, "врагами народа". Одна за другой опечатываются опустевшие квартиры арестованных соседей, но в концертных залах играют оркестры Рознера и Цфасмана, начинается тотальный дефицит, но советский пломбир в ГУМе куда вкуснее парижского. Немецкие танки уже под Москвой – а Георгий тратит немалые гонорары матери на переплеты для любимых книг Бодлера и Верлена…
Пришла война – и автор уже пишет только о главном, о мыслях и переживаниях вчерашнего парижского интеллектуала, оставшегося в одиночестве в боевой обстановке. Сначала тот с ужасом описывает окружающее ("99% "товарищей" по армии – выпущенные уголовники… все ношу с собой – иначе украдут"), потом приходит в себя ("Я совершенно спокойно смотрю на перспективу идти в атаку с автоматом").
…В итоге получился документальный, а то и просветительский роман, увлекательный и наводящий на раздумья
А вот свидетельство его боевого командира: "Эфрон был скромный… приказы выполнял быстро и точно… был бесстрашен в бою. Передавайте его матери, что она воспитала сына-Героя". Но передавать было уже некому. Разве только сестре погибшего героя, прошедшей лагеря и ссылку.
