Швыдкой: Ад – это не готовый поэтический образ, не метафора инобытия. Ад рукотворен

В выставочном зале Министерства культурного наследия, культурной деятельности и туризма Италии – Скудерие дель Квиринале – в память о Данте Алигьери, 700-летие со дня смерти которого отмечали 14 сентября 2021 года, представлена новая тематическая экспозиция, исполненная напряженного таинства, – “Инферно”. И хотя это слово претерпело множество смысловых превращений, кураторы выставки связывают его прежде всего с “Божественной комедией”. “Земную жизнь пройдя до половины//Я очутился в сумрачном лесу…” – так начинается первая песня “Ада”. Восприятие преисподней глазами художников разных стран и эпох заставляет заново заглянуть в самих себя и остро пережить субъективный опыт, вписав его в космическую картину мира, всегда тревожного и неизменно скрывающего свои тайны.

Еще недавно в этом прекрасном римском здании на Квиринальском холме была представлена грандиозная выставка произведений Рафаэля Санти, которая минувшим летом работала чуть ли не круглосуточно. Ее создавали к 500-летию со дня смерти создателя "Сикстинской мадонны" в начале 2020 года, но из-за пандемии показ был прерван, – публика смогла вернуться в залы Скудерие дель Квиринале лишь в 2021 году. Ее беспрецедентный успех можно объяснять множеством причин, но одна несомненна – творчество Рафаэля, исполненное чарующей жизненности, противостоит небытию. Оно излучает ту волшебную энергию душевной и телесной гармонии, которая была желанна во все времена, но в пору всеобщего мора, рождающего не только физические, но и моральные недуги, – ее необходимость становится многократно острее.

Новая экспозиция, посвященная образам бесчисленных страданий грешного человечества, стала контрастом праздничной выставке произведений Рафаэля. Юбилейная магия чисел сыграла свою мистическую роль, и первая часть "Божественной комедии" стала своего рода путеводителем по этой выставке. В той же, впрочем, степени, в какой Анатомический театр в Падуе был визуальной моделью Дантова "Ада". На экспозиции представлены уникальные произведения – от поразительной в своей изысканности скульптуры "Грехопадение мятежных ангелов", предположительно работы Франческо Бертоса, который вырубил сотню фигур, соединенных динамикой борьбы и страданий, из единого куска мрамора, до иллюстраций Боттичелли к первой песне "Божественной комедии".

Ад – это не готовый поэтический образ, не метафора инобытия. Ад рукотворен

Признанные шедевры Босха, Кранаха, Родена, Пикассо, Мунка здесь соседствуют с артефактами менее известных мастеров. Но это не умаляет мощи и целостности выставочной реальности. Кураторы столь мастерски разворачивают сюжет своего грандиозного творения, так концентрируют внимание на великой дьявольщине, которая обрекает доверчивое человечество на загробные страдания, что дух захватывает и о художественных достоинствах и недостатках отдельных произведений вспоминаешь далеко не сразу.

Как, к примеру, картина "Ад" неизвестного португальского художника, написанная во втором десятилетии ХVI столетия. Красота грешников, приговоренных к самым разным наказаниям, – от выворачивания суставов до погружения в раскаленный котел – столь пленительна, что вызывает сомнения в справедливости наказания. Автор эпохи Высокого Возрождения имел свое собственное представление о политкорректности, ибо Сатана, сидящий на некоем подобии трона африканского вождя, и его помощник-трансгендер явно не принадлежат к белой расе, которую они наказывают за совершенные грехи. Похоже, в аду наплевать на современные концепции толерантности. Там добиваются совсем иных целей. Хотя исторические рифмы всегда, что называется, под рукой.

Тема неотвратимости наказания преступника – вовсе не атрибут полицейских фильмов, советских или американских. Она изначально присуща любому человеческому сообществу. Религии, признающие Ветхий Завет в качестве сакральной Книги, разворачивают идею виновности человека и человечества по-разному, но она неизменно требует искупления – не только в добродетельной жизни, но в молитве и покаянии. Однако искушение безгрешностью, святостью – это тяжелейший грех, который подстерегает любого человека. Возможность спасения всех грешников, включая падших ангелов, тема тысячелетней дискуссии в христианстве. Учение о всеобщем спасении – Апокатастасис – обсуждалось со времен Климента Александрийского (ок. 150 г. – ок. 215 г.), возглавлявшего Александрийскую богословскую школу. Примечательно, что в отличие от его ученика Оригена, обвиненного в опасной ереси на Пятом Вселенском соборе в 553 году, Климента сохранили в лоне церкви. Как и надежду на то, что спасение возможно для каждого.

Не исключено, что желание придать зримые очертания тайному, не поддающемуся земному видению, само по себе небезупречно с высшей точки зрения. Ад – это не готовый поэтический образ, не метафора инобытия. Но человеку изначально свойственно желание заглянуть в неведомое, приспособить сакральное к земному, сделать неизвестное подобием известного. Стремление одомашнить ужасное, проговорить непроговариваемое. Сам акт творчества, проникающий в преисподнюю, создающий образы Ада, – это попытка преодолеть кошмар неизвестности, ужас неопределенности.

Тема неотвратимости наказания преступника – вовсе не атрибут полицейских фильмов

На этом пути неизбежно подстерегает экзистенциальная опасность. Как писал Ницше в своей работе "По ту сторону добра и зла": "Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому не стать чудовищем". Именно поэтому важнейшая часть работ на выставке в Скудерие дель Квиринале посвящена рукотворному аду. Аду современных городов, живущих в лихорадочном ритме предощущения катастрофы. Аду концлагерей, где погибают невинные души.

Способно ли искусство заговорить демонов, живущих в нас самих?