Почему Некрасов – самый непоэтичный поэт

200 лет назад, 28 ноября 1821 года, по старому стилю, родился Николай Алексеевич Некрасов – поэт, журналист, волжанин, предприимчивый литературных дел мастер, заядлый охотник, отменный картёжник, стайер четырех мастей, предпочитавший замысловатые коммерческие игры вроде преферанса. А кроме того – любимец вольнодумных студентов и постоянная мишень для ханжей, которые не могли перенести, что поэт одновременно сочувствует крестьянам и не стремится в аскеты. Они не понимали, что упрекать Некрасова в разгуле, в расчетливости – дело зряшнее. Он сам себя за это не раз высек – и гораздо талантливее критиков.

Некрасов – это тот самый, который написал про деда Мазая, про Мороза-воеводу, про двенадцать разбойников и про барина, который "нас рассудит". Самый непоэтичный поэт, пустивший под откос послепушкинскую гладкопись. Вспомним некоторые лучшие его вещицы.

На реке, на Свири…

Думаю, никто из поэтов того, да и позднейшего, времени, так не исходил и не познал свою страну – от трущоб до аристократических усадеб, от глухих охотничьих мест до приватных картежных компаний, в которых состояли первые люди империи. Этот замес, в котором сочеталось несочетаемое, и стал его лейтмотивом в поэзии. Да и сегодня понять Россию, отринув Некрасова, затруднительно.

На реке на Свири

Рыба, как в Сибири,

Окуни, лини

Средней долины.

На реке же Лене

Хуже, чем на Оби:

Ноги по колени

Отморозил обе,

А прибыв в Ирбит,

Дядей был прибит…

Это из путаной, но удивительной поэмы "Современники". Неплохо? И он не просто находит эффектную рифму для коротких строчек, всё это с Некрасовым бывало. Не был он оранжерейным цветком.

Хорошо известна исповедь Некрасова:

Каких преград не встретил мимоходом

С своей угрюмой музой на пути?..

За каплю крови, общую с народом,

И малый труд в заслугу мне сочти!

Не торговал я лирой, но, бывало,

Когда грозил неумолимый рок,

У лиры звук неверный исторгала

Моя рука… Давно я одинок;

Вначале шел я с дружною семьею,

Но где они, друзья мои, теперь?

Одни давно рассталися со мною,

Перед другими сам я запер дверь…

Неверные звуки бывали. Нам ли быть ему судьями? Что он имел в виду, в чем каялся? Хрестоматийный ответ – в "муравьевской" оде, когда, как считается, неискренне, он прочитал здравицу усмирителю Литвы. Думаю, всё куда сложнее. Иногда тенденции, разжевывания мыслей, которые легко заменить публицистической статьей, становились для него важнее поэтической точности. Впрочем, этот грех свойствен всем многопишущим поэтам, не чуждым политики – от Державина до наших современников.

Пожалуй, именно он стал произносить слово "народ" с возвышенным пафосом. И уж это как раз не конъюнктура! Тридцать лет назад его вроде бы отменили. А зря. Не худшая гражданская религия – трепет перед народностью. Гораздо лучше преклонения перед "генералами Топтыгиными". "Капля крови, общая с народом…" – это дорогого стоит.

Между прочим, деньги – миллионное состояние – не упали на него с неба. С отцом он конфликтовал, несмотря на благородное происхождение, никакого содержания смолоду не получил, зарабатывал литературной поденщиной и картами. И круг его дел становился всё крупнее. Позже он пожаловался на это в известных стихах:

Праздник жизни – молодости годы –

Я убил под тяжестью труда

И поэтом, баловнем свободы,

Другом лени – не был никогда.

Кто отмахивается от него из-за политических разногласий – только себя обкрадывает.

От почти дилетантской поэзии, место которой в календарях и на газетных страницах, он пришёл к мастерству, открывшему тайны стиха для поэтов хороших и разных, как минимум, на полвека вперед.

В какой-то момент некрасовских эпигонов стало так много, что это бросило тень и на оригинал. Но если от Некрасова и отталкивались, его очень даже учитывали. Он утвердил право на стихи для огромных речевых пластов, которые до него казались бюрократическим сухостоем – а такие поэты даже в самой отборной, тоненькой антологии наперечёт. И выбрать десять любимых вещиц Некрасова непросто. Он разнообразен, необыкновенно порывист и силен. А уж как умел разрушать собственные штампы, уходить от себя привычного, куда мысль поведет. Достаточно перечитать "Кому на Руси жить хорошо" – эту первую симфонию в стихах. А как он умел в нескольких строках набросать судьбу человека! В эпосе Некрасов был сильнее, чем в лирике. В этом жанре ему не раз удавалось выстраивать изящные здания из неподъемных монолитов. Не всё завершено – но это уж, как водится. А что ему точно никогда не изменяло – это сарказм, по силе не уступавший пушкинскому. Отчасти самоедский.

Аммирал-вдовец

Cтранно, что не написан приключенческий роман о Некрасове, не снят кинофильм. А, может быть, это как раз закономерно: всё – в его стихах, изданы и прокомментированы они дотошно. Зато ему служили исследователи – например, Корней Чуковский, который, кроме прочего, упрашивал современников ответить на анкету о Некрасове, в которой был вопрос "Какие стихи Некрасова любите Вы больше всего?". Называли "Власа", "Арину, мать солдатскую", "Внимая ужасам войны", "Рыцаря на час"… Макс Волошин назвал "Аммирала-вдовца" из "Кому на Руси жить хорошо" – и, по-моему, эту народную вещицу стоит напомнить:

Аммирал-вдовец по морям ходил,

По морям ходил, корабли водил,

Под Ачаковым бился с туркою,

Наносил ему поражение,

И дала ему государыня

Восемь тысяч душ в награждение.

В той ли вотчине припеваючи

Доживает век аммирал-вдовец,

И вручает он, умираючи,

Глебу-старосте золотой ларец.

"Гой, ты, староста! Береги ларец!

Воля в нем моя сохраняется:

Из цепей-крепей на свободушку

Восемь тысяч душ отпускается!"

Аммирал-вдовец на столе лежит…

Дальний родственник хоронить катит.

Схоронил, забыл! Кличет старосту

И заводит с ним речь окольную;

Всё повыведал, насулил ему

Горы золота, выдал вольную…

Глеб – он жаден был – соблазняется:

Завещание сожигается!

На десятки лет, до недавних дней

Восемь тысяч душ закрепил злодей,

С родом, с племенем; что народу-то!

Что народу-то! С камнем в воду-то!

Всё прощает бог, а Иудин грех

Не прощается.

Ой, мужик! мужик! ты грешнее всех,

И за то тебе вечно маяться!

Страшновато, до сих пор читать страшновато – хотя уж мы-то ко всему привычны. И сочувствие Некрасова к мужику непритворно. Его судьбу он знал не по чьим-то прокламациям. И, между прочим, быстрого выхода из тупика не видел и не предлагал. Но верил в человека и в силу слова.

Полную версию эссе читайте на портале ГодЛитературы.РФ.