Я мгновенно понял, что он имеет в виду, и замер

Однажды в августе мы с моим школьником-сыном отправились в путешествие. Вышли из гостевого домика в сельце Михайловском, что в Пушкинских горах, и отправились в Тригорское.

Нам предстояло пройти по хоженой тропинке до усадьбы, миновать яблоневые сады, дом Пушкиных, домик няни и выйти на простор поля, справа окаймленного речкой Сороть, а слева озером Маленец. Мы пошли по тропинке, ведущей к опушке леса, и оттуда к самому берегу озера, чтобы, обогнув его, оказаться на развилке дорог. Из двух нам нужна была правая, резко уходящая на вершину лесистого холма, а после медленно стекающая к его подножью и наконец замирающая у плетня с указателем "На Савкину горку". Ну, конечно же, мы устремились по тропинке к часовенке на макушке Савкиной горки, чтобы оттуда, как всегда, вдохнуть в себя великолепный русский пейзаж, постоять минут пять, ни о чем не думая, и обратным ходом выйти к деревне Савкино. Тут-то нам предстоял участок довольно скучного и утомительного пути по обочине шоссе с перекрестком на Луговку и шлагбаумом автостоянки, и дальше по однообразной дороге с медленным подъемом к старому городищу Воронич, откуда уже была видна усадьба Тригорское.

Перед самым Вороничем я сдался: "Давай немного отдохнем", предложил я сыну. Он молча кивнул и завертел головой в поисках места, где можно было бы присесть. Ничего, кроме обычной автобусной остановки, нами обнаружено не было, и мы отправились к этому невыдающемуся архитектурному сооружению. Внутри было затхло, зато имелась бетонная лавка, на которой мы вполне уместились вдвоем.

Я утер пот со лба, сын снял бейсболку и принялся отмахиваться от залетной осы. В конце концов ему удалось выпроводить вредное насекомое с автобусной остановки и мы смогли спокойно взглянуть на то, что оказалось прямо перед нами.

Облака из легкого белого хлопка были приклеены к яркому голубому холсту неба и стояли недвижно. Ветерок успокоился и уснул. Наш чуткий слух не различал звуков: повисла высокая тишина.

Я слегка приобнял его и скомандовал шепотом: "Видишь, какая тишина? Молчи и слушай. Ты обязательно услышишь, как течет время…". Сын притих, и мы вместе окаменели на несколько секунд. "Ну как, – спросил я его потом, – слышал время?" Он кивнул. Мы еще посидели молча, потом он решительно поднялся, и мы отправились низиной к деревянной лестнице, ведущей к Тригорскому парку.

…Прошло без малого полгода. И вот на новогодних каникулах мы вновь оказались в Михайловском. По истечении двух дней я наконец-то услышал от него то, что потаенно ожидал услышать. Вечером за ужином он уверенно заявил: "Завтра утром идем на остановку". "На какую еще остановку?" Я сделал вид, что не понял. "На остановку Времени", – уточнил он. Неплохо сказано, подумал я. Чтобы дойти до такой остановки – никаких сил не жалко.

Утром следующего дня мы проделали тот же августовский маршрут. Дошли до Савкино, потом до Воронича, потом увидели нашу остановку Времени. Он ускорил шаг, я – за ним.

Сын притих, и мы вместе замерли. "Ну, как, – спросил я его потом, – слышал время?" Он кивнул

На остановке, как всегда, никого не было. Я подумал грешным делом, что автобус тут ходит раз в столетие (вероятно, так и положено на остановках Времени). Мы уселись на обледеневшую скамью и уставились прямо перед собой…

С деловитым шипеньем одна за другой мимо нас проехало машин пять – в направлении поселка. Через несколько секунд подобная кавалькада проследовала в Тригорское из Бугрово. Тоже мимо нас. Мы продолжали ждать. В щелях остановки загудел ветерок, мокрые снежинки, как белые осы, атаковали наше убежище. Вдобавок ко всему из далекой деревни Зимари послышалась мотопила: так готовили поленницу на зиму. Через пять минут мы молча встали с ледяной скамьи и покинули это место. Время не удостоило нас своим присутствием.

На исходе дня, почти в сумерках мы добрались до Михайловского, поднялись на взгорье, очистили от снега лавочку перед усадебными постройками, присели, чтобы отдохнуть. Я утер испарину со лба, сын стал лепить снежки, я полез в рюкзак за фотокамерой…, как вдруг он схватил меня за руку и в приказном тоне сказал: "Тише, папа!" Я мгновенно понял, что он имеет в виду, и замер.

Огромное снежное пространство простиралось прямо перед нами: слева виднелся берег Маленца, правее сосновая роща, дальше угадывались снежные контуры Савкиной горки с уместной часовенкой, излучина Сороти подходила прямо к деревянной мельнице, притихшей на ее берегу. В недвижном морозном воздухе повисли редкие снежинки, пейзаж застыл, как рождественская открытка.

Я сидел, изо всех сил стараясь не спугнуть это редкое счастье – шорох времени. Что чувствовал в эти секунды мой сын – не знаю, но почти уверен: то же самое. Впрочем, главное в нашем простом опыте было то, что мы оба помнили тот август, который подарил нам это редкое ощущение. Ибо, как заметил великий поэт, "время, столкнувшись с памятью, узнает о своем бесправии".

Во всяком случае, это ожидание на остановке Времени – единственный известный мне способ продлить жизнь. Все остальное – от лукавого.