Басинский: Ноймайеру удалось “уравнять в правах” Анну Каренину и Левина

На прошедшей неделе я испытал три часа абсолютного счастья, посмотрев в Большом театре балет “Анна Каренина” – совместную постановку Гамбургского балета, Большого театра и Национального балета Канады. Признаюсь честно, я мало что понимаю в балете и привык смотреть на него глазами Наташи Ростовой в "Войне и мире": "Одна из девиц, с голыми толстыми ногами и худыми руками, отделившись от других, отошла за кулисы, поправила корсаж, вышла на середину и стала прыгать и скоро бить одной ногой о другую. Все в партере захлопали руками и закричали браво. Потом один мужчина стал в угол. В оркестре заиграли громче в цимбалы и трубы, и один этот мужчина с голыми ногами стал прыгать очень высоко и семенить ногами. (Мужчина этот был Duport, получавший шестьдесят тысяч рублей серебром за это искусство.)".

Толстой не любил балет и не считал искусством. Известная история, когда он, отказавшись от гонораров за свое творчество, тем не менее не отказался от денег за спектакли по пьесе "Власть тьмы". Знаете почему? Потому что в случае его отказа по театральным законам того времени авторские гонорары пошли бы на развитие балета, а такого "глумления" над собой старик вынести не мог.

Не знаю, переубедила бы постановка "Анны Карениной" хореографа Джона Ноймайера самого Толстого, но меня она "перевербовала". Лучше в балете я разбираться не стал, но роман Толстого в течение трех часов волшебного действа перечитал совсем другими глазами. Именно перечитал, а не посмотрел.

Уже после спектакля, чувствуя какой-то подвох, я заглянул в справки и выяснил, что руководитель Гамбургского балета Джон Ноймайер, американец по происхождению, по первому образованию – филолог, имеющий степень бакалавра по английской литературе. Если бы я знал это раньше, то мое изумление на балете не было бы таким неожиданным.

Джон Ноймайер выступает во всех ипостасях: хореографа, автора либретто, сценографа, художника по свету и художника по костюмам

Филолог филолога чувствует сразу. Филология в буквальном переводе означает "любовь к слову". Этой любви Джону Ноймайеру не занимать. Поэтому в списке поставленных им спектаклей – "Сон в летнюю ночь", "Ромео и Джульетта", "Дафнис и Хлоя", "Дон Кихот", "Дама с камелиями", "Русалочка", "Смерть в Венеции" и другие интерпретации классических произведений слова. Но и в этом ряду постановка "Анны Карениной" заслуживает отдельного внимания.

Здесь Джон Ноймайер выступает во всех возможных ипостасях: автора идеи, хореографа, автора либретто, сценографа, художника по свету и художника по костюмам. И еще – филолога, прочитавшего этот роман на высочайшем уровне, о чем я как раз могу свидетельствовать вполне авторитетно, потому что недавно сдал в издательство АСТ ("Редакция Елены Шубиной") свою книгу "Подлинная история Анны Карениной". На спектакле в Большом я испытывал странное и какое-то в хорошем смысле ревнивое чувство, что я не только современный балет смотрю, но и читаю и обсуждаю роман с человеком, обладающим абсолютным филологическим слухом на толстовский шедевр.

О виртуозной технике современного танца в исполнении Светланы Захаровой (Анна), Александра Волчкова (Каренин), Дениса Савина (Левин), Артемия Белякова (Вронский), Екатерины Шипулиной (Долли), Михаила Лобухина (Стива), Андрея Кошкина (сын Сережа) ничего умного не скажу, об этом уже написаны рецензии балетных критиков. Скажу только, что наслаждение от этого зрелища доступно и таким профанам, как я. Порой кажется, что актеры нарушают существующие возможности человеческого тела и даже законы земного притяжения. Когда Лидия Ивановна (Ана Туразашвили), как струна, несколько мгновений лежит на вытянутой руке Каренина, поневоле останавливается дыхание, потому что так вообще-то не бывает.

Сценография и работа светом, лаконичные костюмы исполнителей от дома моды A-K-R-I-S и наконец музыкальная составляющая, которую тоже "собрал" Джон Ноймайер, соединив, казалось бы, несоединимое – Петра Чайковского, Альфреда Шнитке и культового английского певца Кэта Стивенса (Юсуфа Ислама), – все это поначалу кажется чрезмерной вольностью в духе современных "прочтений" классики на сцене а la Константин Богомолов. Но в процессе спектакля меня это почему-то не раздражало. Чаще вызывало добрую улыбку. Во время спектакля публика вообще часто смеется, что удивительно для балета с его традиционной серьезностью.

Просто невозможно не влюбиться в Левина – американского фермера, в клетчатой рубашке и сапогах танцующего с постоянно обиженной на весь белый свет Кити, тоже в рубашке и джинсах, – вполне под стать норовистой фермерской женушке.

Ноймайеру удалось то, что не удавалось ни одному кинорежиссеру. Он "уравнял в правах" Анну Каренину и Левина

Собственно, его первое появление на сцене под щемящую песню Кэта Стивенса Moonshadow ("Лунная тень"), которую он сочинил в больнице, борясь со смертельным недугом, – это такой дерзкий режиссерский жест, который сразу попадает в "десятку". Публика тает от эмпатии к создателю спектакля и ко всем исполнителям и готова уже простить любое "хулиганство". Сердце не обманешь никакими трюками, а в "левинской" линии балета сердечность бьет через край. Ноймайеру удалось то, что не удавалось ни одному кинорежиссеру и без чего роман Толстого невозможно понять. Он "уравнял в правах" Каренину и Левина, сделав обоих равноправными центральными фигурами, что и является главным смыслом романа, а вернее, двух романов, которые соединяются в один свод.

Когда Левин в немом античном ужасе замирает над черной дырой, куда только что опустилась Анна, спектакль выходит на такой глубокий уровень прочтения романа, что руками разводишь.

Браво, маэстро!